Военное и послевоенное время глазами ребенка
Когда началась война, мне было четыре года. Моего отца Камнева Михаила Михайловича 1908 года рождения в начале войны военкомат призвал на работы в г. Златоуст на военный завод, делать снаряды. Проработал он там всю войну. Жили они в землянках, спали по очереди на двухъярусных нарах. Грунтовые воды весной нижние нары затапливали . Есть было нечего, еду давали иногда 1 раз в день, и то немного. В каждом его письме все строчки были замазаны сплошными полосами фиолетового цвета , прочитать можно было только слова- здравствуйте мои дорогие, до свидания, передаю приветы, и еще — пришлите гребень, заедают вши. В сентябре 1945 года его отпустили на 10 дней домой . Ярким воспоминанием у меня осталось, как он вместе со мной, посадив меня на плечи, пошел на колхозное гумно ( так звали место, где молотили зерно и перемалывали его в муку). Там стояла небольшая молотилка с барабаном и ремнем, работала она при помощи двигателя, который работал на мазуте. Снаружи было большое колесо – маховик, на него надевали ремень. Обслуживал ее один человек, Катунов Василий, Саши Катунова отец, он был весь в мазуте. Отец мне рассказывал и показывал, как эта молотилка работала, и я хорошо это запомнил. Если ремень ставили на одну сторону двигателя – молотили зерно со снопов, которые были сложены в скирды, если ремень переставляли на другую сторону – зерно перемалывали в муку. Зерно подметали метелкой, все до зернышка. Во время войны, если кто-то унесет хотя бы горсть зерна в кармане домой, могли за это посадить в тюрьму. Такие случаи были, из тюрьмы люди возвращались редко. Мужчины подавали снопы пучками, один человек развязывал снопы, другой понемногу подавал их руками, был стол 5 метров, снизу подавали туда сноп вилами. Все они были в специальных очках, с передними и боковыми стеклами, чтобы в глаза не попала мякина ( мякина — это мелкие частицы, которые отбрасываются при обмолоте зерен пшеницы, ржи, ячменя, овса и других колосовых растений, у нас ее еще звали- полова). Когда молотилка работала, из-за мякины вокруг ничего видно не было. Женщины с деревянными двух роговыми вилами (бянками) откидывали солому, а мальчишки увозили ее копнами в поле, потом ее складывали там в омет вилами. Женщины лопатами зерно подкидывали , веяли, чтобы мякина отсеивалась . Потом зерно пропускали через веялку, там с обеих боков были ручки, их крутили вручную, чтобы зерно от мякины и сорняков отсортировывалось. С другой стороны двигателя была мельница, с молотилки ремень снимали, ставили на мельницу, там зерно на жерновах мололи в муку. Все зерно в военное время сдавали государству, отправляли на фронт. После войны в каждом огороде сеяли понемногу рожь и пшеницу, и на этой молотилке смалывали на жернова зерно в муку уже для себя.
Поля пахали девчонки на тракторах, сеяли вручную, убирали серпами. Свои огороды пахали вручную, в плуг впрягались по 6-7 человек. Колхоз в ту пору назывался « Друг крестьянина» ( в конце 40 – х годов его переименовали в « Волжанин»). В колхозе было 2 быка, на них тоже иногда пахали. Лошадей всех из колхоза забрали на фронт. Некоторые семьи свои огороды пахали на своих коровах. Моя мать работала в колхозе вместе с другими женщинами и с детьми постарше меня, с утра до позднего вечера. Они выполняли все тяжелые работы: пахали, сеяли, убирали урожай с полей. Всю работу делали вручную. И все отправляли на фронт. У нее есть награда « За доблестный труд в годы войны».
Помню еще, что в нашем доме вначале войны зимой жили 10 человек девчонок, которые были призваны на работы по строительству Сурских и Волжских оборонительных рубежей. Работа была для них непомерно тяжелая, ведь приходилось не только землю лопатой из рвов выкидывать, но и ломом работать. А первая военная зима была очень морозной, и земля промерзала больше, чем на метр. Когда они приходили домой, сразу ложились на пол и засыпали. Сам я спал на печи, и мне было их сверху видно, и всегда мне было их очень жалко. Им , наверное, выделяли какой-то паек, у нас с матерью из еды была только картошка. Привезли их из г. Горького и из села Спасского Воротынского района. Они копали и вокруг нашей деревни противотанковые рвы, со стороны трассы. Были разговоры о том, что немцы пойдут на Арзамас, а оттуда к нам, на Волгу.
Когда отец уезжал обратно в Златоуст, его на лодке провожали в Васильсурск, на пароход. Хорошо помню, что он сильно плакал и говорил, что живым оттуда уже не вернется. Помню, когда он уже уходил от дома, я спрятался в вишнях, меня долго искали, но я выйти не смог, сил не было на это прощание, у меня бы сердце не выдержало, я просто сидел и плакал беззвучно, чтобы никто не слышал. Ведь ему надо было отработать там еще год, так как они все , работающие там, не были на фронте, не принимали участие в боевых действиях, хоть военкомат призвал их в 1941 году , как на фронт. И когда он был дома эти 10 дней, он видел, что есть нам, кроме картошки, тоже было нечего, он очень плакал, что опять уедет еще на год, и не сможет нам ничем помочь. И помочь он нам ничем не мог… Умер он в городе Златоуст 2 января 1946 года. Мне тогда исполнилось 8 лет. Его друга Ивана Михайловича Царева из соседней деревни Сомовки тоже военкомат в начале войны призвал вместе с ним в г. Златоуст.Он вернулся живой, рассказывал, что они под открытым небом на станках делали запчасти к самолетам и снаряды. Ведь в его письмах мы прочитать это не могли, так как там было зачеркнуто почти все. Он рассказал нам, что моего отца похоронили в братской могиле, но где эта могила, никому не известно. Умирало их человек по 10 — 20 каждый день, их на санках куда-то увозили. Рассказывал он, что если вечером кто-то из них начинал просто кашлять, обязательно к утру уже умирал. Работали там вместе с ними еще один человек из Сомовки, и один из Чугунов. Их фамилии я не запомнил. Письма отца мать куда-то спрятала, потому что читать ей их было очень тяжело, она если их видела, то начинала сильно плакать. Эти письма после ее смерти мы не нашли, а сколько их было, я не помню. О том, что он умер, мы узнали из телеграммы, написанной на почте в с. Сомовка. Принесла телеграмму почтальонка, написана она была чернильной ручкой на оторванном клочке газеты, поверх напечатанных там букв. Запись была такая: «Ваш муж, Камнев М.М. умер 2.01.1946 г.» Этот клочок газеты тоже, к сожалению, не сохранился, наверное лежал вместе с письмами. Помню, как приходили похоронки в нашу деревню. Женщины всей деревней ревели. А наша соседка Матюнина Екатерина, когда похоронку на своего мужа получила, каталась кубарем по траве, кричала, и ее очень долго не могли поднять и увести домой. У нее был тоже маленький сын. На это было нам, маленьким детям , очень страшно смотреть, это навсегда осталось в моей памяти. Мне в декабре 2024 года исполнилось 88 лет, мне очень хочется добыть хоть какие — то сведения о захоронении моего отца. Несколько лет назад я неоднократно делал запросы в г. Златоуст и в администрацию города, и в архив, и на завод, но никто ничего не знает, только написали, что умер он (по архивным записям) 1 января 1946 года. Моей матери, как вдове военного, надбавку к пенсии, как всем вдовам – участников ВОВ , не дали. Она всегда от обиды плакала. Ведь если бы не снаряды, которые они всю войну под открытым небом делали, на эвакуированных станках, то как бы наши воины победу смогли добыть на действующем фронте.
Они своим непомерным трудом внесли неоценимый вклад в нашу Великую Победу !
Ответы на запрос из города Златоуст
С четырехлетнего возраста моя мать растила меня одна. Помню, что мне всегда хотелось есть. Из земли и из – под воды выкапывали какие-то белые корни, еще корни по весне собирали по берегу Волги, из них пекли лепешки, которые очень трудно было глотать. Со своими друзьями, маленькими мальчишками , мы ходили на уже убранные колхозные поля, после первых заморозков, собирать мерзлую картошку, которая после дождей изредка проглядывала из земли. Если кто-то шел собирать перед заморозками, они должны были эту картошку сдать в колхоз. В то время, если из поля кто-то что-нибудь принесет домой, даже немного в кармане, сразу же сажали в тюрьму. Один колхозник в нашей деревне принес горсть гороха в маленьком кузовочке с поля, сверху положил собранные в лесу грибы, его сразу забрали, больше его никто не видел, говорят, что умер в тюрьме. Мерзлую картошку толкли в ступе, и мать из нее варила пюре. А картошку со своего огорода прямо сырую терли на терке, потом ее отжимали, промывали и мать пекла в печи из нее лепешки, эти лепешки звали « лейтенантики», они были маленькими, а из отжатой воды, в которой был крахмал, варили кисель, конечно же без сахара, в ту пору мы и не знали, что такое сахар.
Я и моя мама (Александра Ивановна Камнева) на пристани в селе Сомовка 1952 год. Мне 15 лет маме 44 года
Моя мать два раза ходила пешком из Белогорки в город Горький, чтобы моему отцу отправить посылку на главпочтамте. В ту пору ей было 35 лет. А пройти нужно было 150 км. В посылку складывала сушеный лук, сушеную картошку и лепешки из картошки. Посылку везла на санках. К санкам, в привязанную веревку мы вплетали железную проволоку, чтобы веревку на Роман – горе, перед Афониным не отрезали ножом мальчишки. Если у кого веревку отрезали, санки скатывались далеко вниз, а там уже эти санки встречали другие мальчишки, которых уже было не догнать. Был страшный голод, еда на вес золота, все отправляли на фронт. Все хотели есть… Даже яблок тогда не было ни у кого, все яблони спилили на дрова, много яблоней в 41 году померзло, да и налоги тогда за них платить надо было.
Когда был урожай вишен, мы с мальчишками ходили в Каменку их продавать , продавали стаканом, вишен рвали целый кузов. Через Волгу перевозили нас на лодке, около Лебединого озера жил баконщик, фамилия его была похожа на «Букин», точно не помню. Около Каменки была речка Проран, ее переходили вброд и пешком лугами шли до Каменки. Учился я тогда в 4 классе.
По весне с вспаханных полей собирали и ели пестушки (полевой хвощ), возле леса собирали щавель, дикарки, бурчевки , на барминских лугах собирали дикий лук. Из весенней крапивы и зелени одуванчиков мать варила щи с картошкой. Каждый день мы с мальчишками ходили в лес собирать хворост для печки. Зимой ходили в лес с санками, в лесу везде были тропы и дороги, но срубать деревья самовольно было нельзя, лесники все время были в лесу и караулили, если увидит лесник, то заберет и топор , и веревку, а еще может и посадить в тюрьму. Домик был у нас маленький деревянный, но печку зимой надо было топить каждый день. Помню, что после войны раз в год собирали налоги в государство, и с каждого дома надо было сдать 8 кг топленого масла, сколько-то яиц, мяса и шерсти. Если у кого-то этого не было, покупали или занимали у других.
1948 год Сомовская школа
После войны я учился до 4 класса в Белогорской начальной школе, потом пошел в Чугуны и проучился там 5 класс , пошел там же в 6 класс, и осенью узнал, что в Сомовке отрыли 5 класс, (только один класс – 5- й), и я пошел учиться опять в Сомовку в 5 класс, потому что до Сомовки было идти ближе, только 4 километра, а до Чугунов 11 километров. Через год открыли в Сомовке 6 –й класс, а еще через год – 7 –й класс. Закончил я 7 классов в Сомовке и пошел в Фокино, проучился там до нового года, а потом пошел в колхоз возить сено, надо было зарабатывать трудодни. Осенью 1953 года я поступил в ремесленное училище «Память Парижской коммуны» около г. Бор. Учился там я на котельщика – судокорпусника по ремонту судов речного флота. Нам, котельщикам, по утрам хлеб давали с кусочком масла, 20 граммов. Остальным учащимся, не котельщикам, а рулевым, масла не давали, и они все были очень бледные, их сразу можно было от нас отличить. Этот кусочек масла с хлебом мы съедали сразу, а потом только ели манную кашу на воде . В обед давали похлебку, она была из капусты и картошки.
Я на фоне РУ (ремесленное училище) имени Памяти Парижской Коммуны
Помню, как нас отпустили домой на новогодние каникулы. Было нам тогда по 16 лет. Снега той зимой выпало очень много. Шли мы вчетвером, со мной был мой белогорский друг Мочалин Виктор Николаевич, двое мальчишек из Сомовки, назову их тоже по отчеству: Сурин Юрий Федорович и Базунов Валентин Иванович. Волгу мы перешли пешком и дошли до поселка Кадницы. От Кадницы до Запрудного, до трассы, шли полями. Там на автостанции в столовой мы на всю нашу мелочь (на деньги) купили маленькие лепешки по 20 копеек за штуку , сразу их поделили и съели. Ни денег , ни еды у нас больше не было. Шли голодные. Пройти нам надо было 150 км. Трасса была вся задута снегом, никаких машин по ней не ездило, и снег никто не чистил. Мы дошли до Работок, наступила ночь. Возле трассы стоял маленький домик, мы попросились ночевать и нас пустили. Бабушка с дедом поставили самовар и напоили нас чаем из каких- то веток и листьев. Спали на полу на своих шинелях. Утром пошли дальше , до Лысково, потом до Крестьянки. Наступила ночь, там нас тоже пустили ночевать и напоили горячим чаем из самовара. Утром, когда мы вышли из дома, увидели, что из соседнего дома напротив тоже вышла сомовская девчонка Комина Рита (она тоже шла пешком из Лысково и ее пустили ночевать), она училась в Лысково в педучилище, и мы пошли впятером. У этой девочки в Анатольевке были знакомые, и там нас накормили. Хозяйка положила в большое блюдо сухарей, залила кипятком, забелила молоком. Мы все это очень быстро съели. Силы у нас прибавилось и мы пошли дальше. Потом нам крупно повезло еще раз. На трассе стояла застрявшая в снегу машина и водитель дал нам по целой горсти конфет –подушечек. Благодаря этим конфеткам силы у нас еще прибавилось, мы их понемногу ели и идти стало легче. Около Львова мы с трассы свернули, пошли напрямую на Белогорку, но идти оставалось еще не один десяток километров. На дороге, еще около Работок, я нашел гудрон размером с полбуханки хлеба, взял его с собой, он годился на подшивку валеных зимних сапог, чтобы при помощи его их подшивать, вместо вара. Напомню, что было тогда мне 16 лет, я все это знал, и делал не один раз. Но донести его до дома сил не хватило , километрах в двух от дома , в долу, я его спрятал (на другой день я за ним ходил). Когда дошли до Белогорки до моего дома, все легли прямо на пол, сил встать не было. Сомовские сказали, что останутся у нас ночевать, до дома им было уже не дойти, а там всего лишь два километра. Моя мать накормила нас соленьями: капустой, огурцами, помидорами, (хлеба не было) и напоила нас чаем. Ребята наелись, отогрелись и все-таки решили ночью дойти до своих домов, до Сомовки, силы у них прибавились. Нелегкое это было военное и послевоенное детство, даже вспоминать об этом до сих пор тяжело, до слез.
После окончания училища я потрудился в затоне имени Памяти Парижской Коммуны, осваивал пароход. Только после службы в армии потянуло на родину, к земле, да и не хотелось оставлять мать одну и уезжать от нее , ведь и в послевоенное время без мужчины в доме , одной, было очень тяжело.
Камнев Валентин Михайлович
Вернулся, женился. Работал в колхозе, а в 1962 году стал работать помощником комбайнера, а потом и сам сел за штурвал зерноуборочного агрегата, а осенью всегда работал на картофелеуборочном комбайне. Я считаю, что моя судьба схожа с судьбами всех детей военного времени, выживали мы , как могли, наравне с матерями работали на тяжелых работах в колхозах, и в зной, и в трескучий мороз. Наряду со взрослыми добывали дрова в лесу, чтобы топилась зимой печка, добывали еду и в лесах, и в полях не только для себя, а еще и для фронта.
Обед комбайнеров и шоферов в полях колхоза Волжанин. Слева направо Камнев Валентин Михайлович, Дьяков Юрий Львович, Горынин Николай (лежит отвернувшись), Савин Вячеслав
От редакции: В 2024 году Валентину Михайловичу Камневу исполнилось 88 лет, в апреле у них с супругой Клавдией Павловной юбилей – 65 лет со дня свадьбы. В 70 – х, 80 – х годах прошлого века имя Валентина Михайловича регулярно появлялось на страницах районной газеты в еженедельных сводках « битвы за урожай» — итогах соревнования комбайнеров района с указанием тонн намолоченного зерна. Причем фамилия Камнева с завидным постоянством была среди первых, благодаря чему и родной колхоз « Волжанин» тоже был в передовиках. А бункер комбайна украшали красные звезды – свидетельства трудовых успехов.
В Болгарии 1977 год по путевке от колхоза Волжанин. Я первый справа
В Болгарии 1977 год по путевке от колхоза Волжанин. Я третий справа
Подтверждением тому служат также медаль « За доблестный труд в ознаменование 100 – летия со дня рождения В.И.Ленина», знак « Победитель социалистического соревнования 1973 г .», многочисленные грамоты и дипломы партийного комитета и правления колхоза « Волжанин», райкома КПСС, областного совета профсоюзов, ВЦСПС. В 1982 году Валентина Михайловича удостоили звания « Лучший профессии» по области, а его фотопортрет поместили на областную Доску почета на площади Минина и Пожарского в г. Горький. Да и в районном центре в его честь неоднократно поднимался флаг победителя соцсоревнования. А еще были премии, подарки ( холодильник, часы..), и даже путевки в Ленинград и в Болгарию. Он неутомимый труженик, сердцем болеющий за урожай, за свой родной район, за доверенную ему машину, которую он всегда содержал в порядке, и если случалась поломка, мог устранить ее до выезда в поле, не считаясь со временем, а было это и в 3 и в 4 часа утра, чтобы к 6 утра комбайн был готов. С него всегда брали пример не только молодые, но и его товарищи. Много учеников было у опытного механизатора, которые впоследствии старались работать так же как и он, с полной отдачей. Многие годы рядом с ним в «семейном экипаже» трудилась и его супруга Клавдия Павловна. Это было серьезным стимулом к слаженной работе, ежедневно они выдавали из бункера своего комбайна по 30 – 40 тонн зерна. В 1983 году их семейный хлеборобный экипаж стал победителем в районном социалистическом соревновании.
Камнев Валентин Михайлович
Награды и похвальные листы
Со своей супругой Клавдией Павловной. Март 2025 года